Лас-Вегас – фирма гарантирует смерть - Страница 4

И как раз вовремя. Миллиардерша приканчивала ящик пива и хандрила. Белокурые волосы, мужественное лицо и явно грозящая незнакомцу опасность взволновали Ди. Его сбивчивые, путаные объяснения развеяли ее хандру. Она отвела Генри комнату на первом этаже, но в тот же вечер уложила его в свою постель. Когда он не залегал в засаде за беседкой, они пили пиво в гостиной, занимались любовью и обсуждали мировые проблемы. Так продолжалось до пяти часов вечера, когда Ди ежедневно со скрупулезной точностью, как мусульманин на вечерний намаз, шла к игорному столу.

И никогда не выигрывала.

Генри смотрел ей вслед, когда она отправлялась в казино, тщательно накрашенная, едва не сгибаясь под тяжестью драгоценностей, задрапировав свое тощее тело и обвислые груди в парчу и бархат, и в эти минуты почти хотел ее.... Но сейчас он не помышлял об этом, изнемогая от жажды под утренним солнцем, которое припекало все сильнее. Он чувствовал, что способен одним глотком осушить бутылку пива.

Однако прежде чем подняться, чтобы сходить за предметом своих мечтаний, он в тысячный раз бросил взгляд на большой дом, за которым следил вот уже две недели, – в первые дни он вел наблюдение с другой стороны, от автостоянки. Здесь, за стеклянными дверями, выходившими в сад и на лужайку для гольфа, он ни разу не заметил ни малейших признаков жизни. Но именно в тот миг, когда Генри поднял глаза, одна из дверей чуть приоткрылась.

Сначала Генри решил, что это всего лишь галлюцинации, игра его воспаленного воображения. Он ведь так долго всматривался в эти стекла... Но нет, дверь приоткрылась еще шире, и фотограф лихорадочно схватился за свой «Никон». Сердце бешено заколотилось в его груди. Ни разу с тех пор, как он начал наблюдать за домом, никто не появлялся в саду. Каждый день около полудня от ворот виллы отъезжал роскошный лимузин, явно сделанный по особому заказу: темно-синий «кадиллак» тридцати футов в длину, буквально ощетинившийся теле– и радиоантеннами. Затемненные стекла лимузина мешали разглядеть пассажиров. На номерной табличке вместо цифр красовались пять букв: БАННИ.

Банни Капистрано, хозяин виллы. От одного упоминания этого имени бросало в дрожь окружного прокурора Лас-Вегаса Сэмюэла Розенберга. Банни был одним из немногих мафиози, проживших достаточно долгую жизнь, чтобы побывать и на встрече американской мафии в Кливленде 6 декабря 1929 года, и на той, что состоялась в Аппалачах 14 ноября 1957 года. За двадцать восемь лет, протекших между этими двумя событиями, ему было предъявлено тридцать четыре обвинения, из которых одиннадцать – в убийстве, и все тридцать четыре уголовных дела были прекращены. Диагнозов, поставленных медиками Банни Капистрано в продолжение его карьеры, вполне хватило бы, чтобы заполнить небольшую психиатрическую клинику... ФБР со всей ненавистью, на которую было способно, утверждало, что этот человек – один из главарей лас-вегасской мафии и подлинный хозяин известного казино «Дюны». Но доказать никто ничего не мог.

Во всяком случае, Банни Капистрано поселился в самом шикарном месте Лас-Вегаса, именно там, куда за два года до него удалился на покой эксцентричный миллиардер Говард Хьюдж. О вкусах, конечно, не спорят, но все же... Прежде Банни Капистрано держал бар в Чикаго – он купил его как раз после введения сухого закона – и именно там приобрел скверную привычку решать все вопросы с помощью грубой силы и оружия.

Со своей виллы он выезжал только в «Дюны». И никогда не вставал раньше одиннадцати. Значит, вряд ли это он был уже на ногах в столь ранний час.

Генри Дуранго осторожно взвел затвор «Никона». Стеклянная дверь была теперь распахнута настежь. Из нее вышел человек, одетый в красную рубашку. Он прошел в сад и остановился возле маленького бассейна в форме фасолины.

Генри уже наводил видеоискатель на цель. Когда голова незнакомца появилась в объективе, фотограф чуть не вскрикнул от радости; руки у него задрожали.

Именно этого человека поручила ему разыскать «Сан-Франциско Стар». Сотни раз Генри смотрел на выцветшую фотографию четырехлетней давности, надежно спрятанную в его репортерской сумке. Он сразу узнал эти глаза навыкате, правильные, но словно оплывшие черты лица, двойной подбородок, большой, мягкий и чувственный рот, намечающуюся лысину на макушке. Человек в красной рубашке был, правда, более худым, чем на фотографии, и слегка сутулился.

Некоторое время он стоял неподвижно, глядя на воду, затем к нему подошел еще один незнакомец – атлетического сложения, с перебитым носом и обильной проседью в волосах. Глаза его были скрыты темными очками.

Оба тут же направились к белому забору, отделявшему виллу от лужайки для гольфа, и, открыв калитку, пошли по траве, удаляясь от Генри Дуранго.

Второй мужчина, атлет с широкими, как у грузчика, плечами, трижды на протяжении какой-нибудь сотни метров оборачивался, явно чем-то обеспокоенный. А между тем, он не мог видеть Генри Дуранго, спрятавшегося за китайской беседкой. Затаив дыхание, фотограф нажал на спуск «Никона». Негромкий щелчок показался ему оглушительным. Но двое мужчин, ничего не замечая, шли дальше по подстриженной траве. От возбуждения Генри хотелось кричать. Он лихорадочно нажал на кнопку еще десять или двенадцать раз, затем остановился. Увы, в объективе была только спина интересовавшего его человека.

Во что бы то ни стало надо было хотя бы один раз снять его анфас. На бегу доставая из сумки новую пленку, фотограф кинулся к воротам сада, вскочил в свой «фольксваген», оставленный на стоянке Ди, и, резко рванув с места, поехал наперерез удаляющейся паре по дорожке, огибающей поле для гольфа.